5 популярных мифов, которые раздражают ученых

Мы так привыкли к ним, что часто даже не ставим под сомнение их правдивость. Мы предлагаем узнать о пяти самых распространенных мифах, о которых с учеными даже разговаривать нельзя — настолько они устали доказывать очевидные вещи.

Миф о масонском и других заговорах

Это миф о том, что мир управляется при помощи обманов и заговоров. Фоменкианское «разоблачение» истории своим успехом у публики обязано убежденности людей в том, что все не так просто! Что за фасадом мнимой реальности кроется другая, только ведь нам-то ее не покажут. Человеку кажется, что его постоянно обманывают, вечно оставляют в дураках, и это, конечно, правда, но только за этим не кроется никакой загадки — миром управляют элиты и их интересы, которые вечно конфликтуют между собой, постоянно меняются и почти никогда не заботятся о человеке с улицы.

Но было бы чрезвычайно наивно верить, что есть какой-то один надежно законспирированный манипулятивный центр, неизменно равный себе и злокозненный по своей сущности, который протянул свои страшные щупальца повсюду. На эту роль назначают то масонов, то евреев, то Британию, то ЦРУ.

Прием нового члена масонской организации. Гравюра начала XIX века

При таком мировосприятии нет ничего удивительного, что всемогущие закулисные силы специально сфальсифицировали все летописи, подделали и закопали для будущих археологов артефакты прошлого, все только чтоб нас задурить. Только вот в чем вопрос: зачем этим силам прилагать столько энергии, если они и так владеют миром?..

Сергей Иванов, византинист

Миф о языковой норме

Популярных заблуждений о языке довольно много. Есть заблуждения, связанные с историей и происхождением языка: например, что среди ныне живых языков есть какой-то самый древний, предок всех остальных, или что можно без специальных знаний отождествлять слова разных языков просто по внешнему сходству. Или что малые языки малых народов в принципе никому не нужны или что люди не могут с детства знать два языка.

Пожалуй, самое неадекватное реальности массовое представление о языке — что владение родным языком представляет собой множество правил, которые, во-первых, всегда объективны и абсолютно истинны (как законы механики), а во-вторых, выучиваются осознанно, например в школе. Если человек нарушает священные и неизменные «правила русского языка», то он «неуч», а неприкосновенность этих правил надо охранять полицейскими методами.

У разных людей, пусть даже авторитетных в науке, представления о норме расходятся. В одном словаре указано ударение «одноврéменно», в другом «одновремéнно»; это интересный языковой факт, но не повод клеймить составителей одного из словарей или использующих «не тот» вариант. А еще языковая норма неизбежно меняется со временем (то самое «кофе» среднего рода, по поводу которого принято ужасаться и призывать к расстрелам), как меняется и живой язык. Конечно, некоторые единые орфографические и другие условности нужны и полезны, но в языке куда больше свободы, чем кажется выпускнику школы.

Дмитрий Сичинава, лингвист

Миф о понятности Пушкина

Чем известнее и хрестоматийнее автор, тем больше вокруг него накапливается культурных мифов или даже культурных заблуждений, которые — за счет широкого распространения — оказываются очень живучими. Пример Пушкина в этом отношении очень показателен.

Главное и самое устойчивое заблуждение, с которым часто приходится сталкиваться, — что про Пушкина давно все уже известно, все его произведения изучены, факты личной и творческой биографии описаны — и «заниматься Пушкиным» или решительно невозможно, или совершенно бесполезно. Часто говорят, что Пушкин всегда был «нашим всем», первым русским поэтом — но это тоже не вполне так: в последние годы жизни поэту пришлось столкнуться с чрезвычайной холодностью или даже враждебностью критики и равнодушием публики, которые были преодолены уже после смерти поэта. Кроме того, очень часто забывают о том, что существенная часть ныне хрестоматийных текстов при жизни Пушкина опубликована не была, а некоторые из них остались лишь в набросках и черновиках и были прочитаны годы спустя, как, например, «Пора, мой друг, пора…» или отрывок «Два чувства дивно близки нам…».

Алина Бодрова, филолог

Миф о Булгакове-морфинисте

Жизнь Михаила Булгакова за годы посмертной славы обросла невероятным количеством слухов и мифов. Этому способствовал не только феноменальный успех «Мастера и Маргариты», но и насыщенность его прозы автобиографическими сведениями и деталями. Чаще всего читателей и любителей Булгакова интересует, правда ли он был морфинистом и все свои книги написал под кайфом?

Ни один другой факт из жизни Булгакова не вызвал такой волны домыслов, даже вопросы о его тайном масонстве и оккультизме отходят на второй план на этом фоне.

Прочное представление о Булгакове-наркомане сложилось у читателей под влиянием повести «Морфий» (опубликована в 1927 году). В 1917 году, работая в земской больнице в Никольском, Булгаков случайно инфицировался дифтеритом и был вынужден принять морфий, после этого у него быстро развилась зависимость. Тяжелый, относительно недолгий опыт Булгакова и лег в основу повести. Уже к лету 1918 года Булгакову удалось с помощью первой жены Татьяны Лаппа преодолеть свою зависимость и полностью вылечиться. Единственное произведение, которое он писал в разгар болезни, принимая морфий, — это несохранившаяся повесть «Недуг», о которой вспоминала его жена. Все остальные произведения, включая «Мастера и Маргариту», сколь бы психоделическими они ни казались поклонникам Булгакова, были написаны им в трезвом уме.

Мария Котова, научный сотрудник Музея Булгакова

Миф о тлетворном и вожделенном Западе

Миф-заблуждение о мировоззрении европейцев. Речь идет о пресловутом Западе, или Европе, который (которая) рассматривается то как антипод России, то как недостижимый идеал, куда нам нужно стремиться, но в любом случае это воображаемая общность, целостность, существование которой с незапамят­ных времен и до наших дней сомнению не подвергается. И эта воображаемая «единая Европа», а сейчас чаще всего — «Запад», рассматривается как «естественное» мерило, с которым наши правые и левые, либералы и консерваторы, почвенники и западники сопоставляют каждый шаг России (понимаемой тоже в качестве вечной сущности, от Рюрика доныне)…

Почему этот «Запад» воображаемый? Потому что его точного местонахождения нельзя найти на карте. Более того, исторически центр так называемой западной цивилизации постоянно смещался. В эпоху Просвещения взоры всех образованных и культурных людей (не только в России, но и в Германии, США и т. д.) были прикованы к Франции. В XIX веке (после Наполеона) Запад ассоциировался с Европой, но, конечно, не всей: для русского дворянина «Запад» — это столицы крупнейших держав (Париж, Лондон, Берлин, Вена). Ну а в XX веке, особенно после Второй мировой войны, на первый план выдвинулись Соединенные Штаты, и сейчас для наших политиков «Запад» ассоциируется прежде всего с США и их европейскими союзниками.

Словом, «Запад» — исторически изменчивая конструкция, наполняемая разными смыслами и используемая в разных целях, но потребность сравнивать себя с «заграницей» уже никогда не исчезала.

Джерело