Клятва верности

75 лет назад впервые опубликовано стихотворение «Жди меня»

Валерий Бурт Валерий Бурт

Это стихотворение Константин Симонов написал в июле 1941 года, когда вернулся в Москву после первой командировки на Западный фронт. Он переночевал на даче писателя Льва Кассиля в Переделкине и утром остался один. Кругом — высокие сосны, зеленая трава. Было жарко и очень тихо. На несколько часов поэту захотелось забыть, что на свете есть война.

В тот день Константин Михайлович — может, тогда поэта даже не звали по имени-отчеству, ему было всего 25 лет — написал «Жди меня». И не только это стихотворение, но и два других — «Майор привез мальчишку на лафете» и «Не сердитесь, к лучшему». Все три — известные, проникновенные, достойные упоминания и нового, а для кого-то-то первого, впечатляющего прочтения.

Но все же первое стихотворение — самое сильное:

Жди меня, и я вернусь.

Только очень жди,

Жди, когда наводят грусть

Желтые дожди,

Жди, когда снега метут,

Жди, когда жара,

Жди, когда других не ждут,

Позабыв вчера.

Жди, когда из дальних мест

Писем не придет,

Жди, когда уж надоест

Всем, кто вместе ждет…

Уже тогда война предчувствовалась долгой, вспоминал Симонов. «…Жди, когда снега метут…» в тот жаркий июльский день было написано не для рифмы. Рифма, вероятно, нашлась бы и другая…

Стихотворение было очень личным, почти интимным и посвящалось любимой женщине. В посвящении были две буквы — В.С. Это была актриса Валентина Серова, гремевшая на весь Советский Союз. Но тогда не принято было выставлять чувства напоказ. И автор говорил уклончиво: «У стихотворения „Жди меня“ нет особой судьбы. Просто я уехал на войну, а женщина, которую я любил, была в тылу. И я написал ей письмо в стихах…»

Симонов сначала не хотел печатать «Жди меня». Он просто читал его своим знакомым и друзьям. И не только им, но и чужим людям — на фронте. И они при свете коптилки или ручного фонарика переписывали стихотворение на клочки бумаги или обрывки газет.

Это было лекарство от тоски — по родному дому, любимым, родным, мирной жизни…

«Жди меня» — еще не опубликованное — стало достоянием многих. Потом у них стихотворение переписывали другие, и оно множилось. Никто не знает точный «тираж», но, наверное, он составил несколько десятков тысяч экземпляров. Даже если бы «Жди меня» никогда не было напечатано, оно все равно стало бы знаменитым.

Поэт рассказывал, что именно потому, что стихотворение переписывали многие, он решил его опубликовать. Он понял, что оно нужно, ибо тревожило, доходило до сердца…

«Я предлагал его вместе с другим стихотворением — „Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины“ — главреду Ортенбергу для „Красной звезды“, — рассказывал Константин Михайлович. — „Ты помнишь, Алеша…“ Ортенбергу понравилось, а со „Жди меня“ поколебался и вернул мне, сказав, что эти стихи, пожалуй, не для военной газеты, мол, нечего растравлять душу солдата — разлука и так горька!»

Наверняка Симонов огорчился. Но он был востребован, много — и прозу, и стихи — печатал. Возможно, отложил листок с текстом стихотворения до лучших времен. Но они очень быстро наступили.

Редакция «Красной звезды располагалась в одном здании с другими газетами — «Правдой» и «Комсомолкой». Однажды Симонов встретил в коридоре редактора «Правды» Петра Поспелова. Тот позвал его к себе — якобы пить чай, но на самом деле хотел заполучить хорошее стихотворение. Точнее, «Жди меня».

Симонов сказал, что ничего нового у него нет. Поспелов возразил: «А мне товарищи говорили, будто вы недавно тут что-то читали». То есть, почти наверняка редактор «Правды» уже знал текст, и он ему понравился. Или слышал его по радио — стихотворение в эфире прочитал сам автор в декабре сорок первого года. Однако Поспелов сделал вид, что ничего не знает.

Симонов все же признался, что у него есть стихи, но оговорился: «Они не для газеты. И уж, во всяком случае, не для «Правды».

Но Поспелов — знал же точно! — слукавил: «А почему не для «Правды»? Может быть, как раз для «Правды».

Тогда поэт прочитал ему «Жди меня». Редактор поднялся с места, засунул руки в карманы и стал взволнованно ходить по своему холодному кабинету. И тут же вынес вердикт: «По-моему, хорошие стихи. Давайте напечатаем…» У него вызвала сомнение только одна строка — про «желтые дожди».

Симонов сказал, что так хотел выразить свою тоску.

Но это объяснение редактора «Правды» не убедило. Он позвал старого большевика, сотрудника газеты Емельяна Ярославского. Тот выслушал стихотворение и ничуть не удивился: «Очень просто. Ведь дожди бывают разного цвета. Иногда идут и желтые, когда почвы желтые…»

Через несколько дней, когда Симонов вернулся из очередной командировки на фронт, то узнал, что стихотворение «Жди меня» напечатано 14 февраля 1942 года на третьей полосе «Правды». Впрочем, тогда это было рядовое для него событие. Печатался он во время Великой Отечественной, как уже было сказано, часто.

Многое с тех пор стерлось и забылось. Но у стихотворения «Жди меня» оказалась долгая жизнь. На фронте его искали, вырезали из газет, переписывали, носили с собой, посылали друг другу, заучивали наизусть. Стихотворение имело даже психотерапевтическую функцию! Врач Слава Бескина, работавшая во время войны во фронтовых госпиталях, вспоминала, что раненые солдаты, когда им было особенно больно, читали наизусть «Жди меня».

Невероятно, но «Жди меня» было переведено на немецкий язык, и солдаты вермахта воспринимали строки Симонова, так же, как и красноармейцы — как клятву, молитву. И немецкие женщины, как и советские, превозмогая боль разлуки, обстоятельства — ну, пришла же похоронка, чудес не бывает! — ждали домой своих любимых. И, случалось, дожидались!

…Как я выжил, будем знать

Только мы с тобой, —

Просто ты умела ждать,

Как никто другой.

Между прочим, в Германии во время войны почему-то не появлялись стихи о войне. В Советском Союзе их было множество: талантливых, проникновенных — Александра Твардовского, Ольги Берггольц, Всеволода Багрицкого, Семена Гудзенко, Юлии Друниной, Михаила Светлова…

А у немцев лирических стихотворений не было. Но солдату нужна не только цель в прорезе прицела, но и веское, доходчивое слово — от сердца. Не только сухой, звенящий стальной угрозой призыв идти в бой и взять чужой город, но и бодрящая рифма. От души.

Потому-то Гансы, Иоганны, Клаусы, торопливо, в укромном уголке переписывали слова вражеского стихотворца, переведенные на немецкий язык:

Warte auf mich

Und ich kehre zuruck,

Nur warte sehr…

Хочется вспомнить и другое военное стихотворение Симонова. Оно совсем иное — по ритмике, накалу. Называется — «Убей его!» В смысле — убей немца. Строки в нем — яростные до отчаянного стона, неистовой боли. Спокойно читать текст невозможно, его хочется выкрикивать: «Так убей же его скорей. / Сколько раз увидишь его, / Столько раз его и убей!»

Оба стихотворения перекликаются. «Жди меня» — нежное, лиричное, обращенное к дорогому человеку. В нем надежда — жди, милая, все будет хорошо. «Убей его!» — наказ себе, другим мужчинам: защитить свой дом, Отечество. Женщины должны хранить очаг, ждать, место мужчин — на поле брани. Он должен победить! А смерть должна настигнуть врага, пришедшего разорять нашу землю. А горе горькое пусть достанется его близким:

Так убей фашиста, чтоб он,

А не ты на земле лежал,

Не в твоем дому чтобы стон,

А в его по мертвым стоял.

Так хотел он, его вина, —

Пусть горит его дом, а не твой,

И пускай не твоя жена,

А его пусть будет вдовой.

Пусть исплачется не твоя,

А его родившая мать,

Не твоя, а его семья

Понапрасну пусть будет ждать…

Стихотворение «Убей его!» написано летом 1942 года, когда немцы снова наступали, снова захватывали наши города. Эту жестокую, наглую серо-зеленую массу необходимо было остановить любой ценой. В те дни защитникам родины ненависть была необходима, как патроны, кусок хлеба, глоток воды. И Симонов нашел для них самые нужные, самые сильные слова. «Убей его!» — наука ненависти. «Убей его!» — поэтизированный приказ «Ни шагу назад!» Более убедительный и доходчивый, чем суровое сталинское наставление.

***

Стихотворение Симонова, посвященное Серовой, живо и поныне, отношения же двух людей вскоре после войны расстроились. По разным причинам…

Спустя годы Симонов писал Серовой уже совсем другие строки:

Ты говорила мне «люблю»,

Но это по ночам, сквозь зубы.

А утром горькое «терплю»

Едва удерживали губы.

Перед смертью Симонов изъял из своих сочинений все посвящения Серовой — оставил только перед текстом «Жди меня». Когда Константин Михайлович лег в больницу, то попросил дочь принести ему письма, которые он писал своей, давно бывшей и уже ушедшей из жизни жене. Их было много, очень много…

Умирающий поэт рвал листки со слезами на глазах и говорил дочери: «Не хочу, чтобы после моей смерти чужие руки копались в этом… То, что было у меня с твоей матерью, было самым большим счастьем в моей жизни и самым большим горем

Джерело